Название:нет
Автор: Roz
http://www.diary.ru/~roz/
Фэндом: Сильмариллион Дж.Р.Р.Толкин, Форменос Клода и Марго, рпг "по мотивам".
Пейринг: как таковой отсутствует;)
Рейтинг: G
Отказ: не они - мне, а я – им.
Предупреждение: Климатическая AU. Бред как таковой.
Примечание: Келегорм оставлен присматривать за близнецами и что из этого вышло;)
А он пришел трясется весь,
А там опять далекий рейс,
Я зла не помню, я опять его возьму
В. Высоцкий
Если было в Амане место, где парниковые весна-лето-осень не сводили бы с ума, то волею судьбоносного приговора Манвэ Сулимо именно там добровольно-принудительно поселился Феанор с сыновьями. Как уже однажды было подмечено, место ссылки, Форменос, наверняка прослыл бы гостеприимным замком, найдись достаточное количество недостаточно богобоязненных граждан чтобы это проверить. А так ссыльный не мог похвастать даже присутствием собственной жены – разве что боги захаживали на огонек и рюмку чаю.
А места к северу от Форменос были красивые, на диво нетронутые и.. забытые. Горы в округе в самый раз заслоняли Цветение Древ, чтобы гарантировать в Час Смешения Света ночь-хоть-оба-глаза-выколи, а в отдельных случаях (очевидно, ссор Манвэ с женой, проигранные последней) неистовые ветры срывали с вершин тех же гор настоящие метели, увы, долетавшие до вечнозеленой поймы Хири лишь в виде ледяного дождя.
Без базара, в гости к престолонаследнику Первого Дома можно было бы организовывать платные экскурсии и неплохо зарабатывать. Однако, сыновьям Огненного Духа, одному неуемнее другого, включая успешно косящего под «правильного» старшего Маэдроса, жизнь в заповеднике время от времени наскучивала. Тогда путь их мог лежать куда угодно, лишь бы подальше, будь то самый темный переулок Тириона с самым Эру забытым кабаком, или самый дикий лес, где самое юное деревце оказывалось на поверку свидетелем Войны Стихий. Отчасти схожего с феанорингами складу характера был и четвертый из Айнур. Звался он Оромэ, и даром что в незапамятные времена последним покинул юную Арду в пользу Амана Обетованного, так еще и имел дерзость возвращаться туда в облике обычного эльда. Однако и дома влекли его «места не столь отдаленные», как-то леса дремучие, горы заснеженные – за что он собственно однажды чуть не поплатился. Проницательные скажут, что чуть не поплатился Владыка Лесов за неразделенную страсть, но это уже следующая сказка. А не эта.
Дело шло к утру. Тишину в охотничьем домике нарушал треск поленьев в очаге и трогательное сопение в два носа. Амрод и Амрос уместились спать под одной волчьей шкурой и до сих пор так и не подрались из-за нее во сне, хоть погода случилась неласкова и холодало даже в помещении. Настроение тревожно-бодрствующего у огня Келегорма нарушала проблема возвращения домой с двойной обузой, и кроме того - при неудачном исходе в виде простуды и соплей – разнос от Маэдроса. То, что именно Маэдросово чрезвычайно убедительное обаяние заставило Красивого взять с собой на охоту близнецов, оправданием послужить не могло. Да еще это дурацкое стечение обстоятельств – прочно застрявший на гауптвахте Карантир, который был бы здесь сейчас, вернее, вчера, и хоть пинками бы да спровадил близнецов домой. У более мягкого характером Красивого нога не поднялась. Ну и хер с ней, с ногой. Всего-то на ночь задержались. Вот уж и рассвет на пороге.
Тут рассвет постучался в дверь.
- Никого нет дома. Автопалантир сломан, говорит холодильная установка Куруфина, оставьте сообщение, я его запишу и повешу на себя, – все это Келегорм сказал себе самому, потому что уверен был, что стук ему послышался, а поговорить все равно было не с кем.
- Открывай, феанарион! Или ты мне не рад? Или ты не один?
Тут же независимо от своего желания сын Феанора понял, что за дверью стоит вала Оромэ.
- Не заперто!
- Здравствуй, Красивый, давно не виделись, – вошедший вала был ровно такого росту, чтобы удариться лбом о притолоку, но пригнулся. Он глядел чуть исподлобья, и в синих глазах его играла веселость. Каждый раз, когда Келегорм видел вот такое выражение глаз у Владыки Лесов, он вспоминал, как легко в них загорается гнев, и как этот гнев бывает страшен. Даже если гневаются не на тебя. Оромэ не держал при себе учеников, как, например, психически уравновешенный Ауле (Куруфина из кузниц и мастерских последнего мог выманить только Амрод, да пожалуй, приказ отца, что и случалось, а то б Искусного уже давно вынесли оттуда вперед тапочками). Келегорм же был не то чтобы менее покладист и уважителен – он просто еще не определился. К тому же он был большим оптимистом и просто не мог оставить ни Маэдроса, ни надежды на взаимность. Общение с вала было полезным и где-то льстило самолюбию: с Оромэ можно было поехать чуть не на край света, а потом об этом можно было рассказывать. Можно даже Маэдросу, если повезет…
- Только не шуми, - прежде чем подняться и дать Оромэ себя обнять, Келегорм показал глазами на спящих близнецов. - Не буди лихо, пока спит зубами к стенке. Несмотря на рассветный час, появилась фляжка легкого вина. Келегорм в свою очередь покопался в сумке и вытащил сбереженный от прожорливого с прогулки Амроса суджук и пару здоровых красных яблок.
- Неудачный день? – спросил Оромэ, принимая яблоко. Он разглядывал фрукт и вовсе не собирался его есть.
- Да. Вернусь с пустыми руками.
- Начинается прекрасный новый день для охоты. Или ты забыл, что я приношу удачу, даже если гневаются ветры?
- Я не забыл, Охотник.
- Ты забыл, что можешь чувствовать себя в моих владениях, как дома? как если бы ты был мне сыном?
- Я не забыл. Я благодарю тебя. – Келегорм очень хотел бы сейчас заставить вала есть яблоко, насильно, только бы замолчал. Но тот не унимался.
- Ты забыл, как поют ветра Сулимо в вершинах самых высоких сосен на высоких склонах, как ты первым обращал свой прекрасный взор на дали, которых не видел ни один эльда. Ты забыл меня, айну Алдарона, дерзкий феанарион!
Келегорм почувствовал странную смесь раздражения и… азарта – немедля седлать коня и вместе с вала отправиться на заведомо удачную, лихую охоту. Все равно уже везде и всюду опоздал, Маэдрос все равно ревновать не станет, дождешься от него, как же – тут ко всему прибавилась еще и обида - только о сохранности мелких небось и думает, а меня…
- Пей мое вино, - перебил его мысли глубокий голос вала. – А потом одевайся. Немного пройдемся, или ты откажешь мне в своем обществе?. А у меня ведь есть подарок для тебя…
Амрод с Амросом отогрелись за ночь под шкурой и друг о дружку и проснулись в прекрасном настроении. Его дальнейшему улучшению способствовало то, что Келегорм, с вверенной ему функцией присмотра за младшими, как выяснилось, отсутствовал.
- Вот Роди, ты как думаешь, почему даже у нас в Форменос никогда не ложиться снег? – Амрос сидел у окошка и догрызал отвергнутое Оромэ яблоко. На улице в хмурое небо врезались снежно-полосатые пики гор, снег, казалось, застыл на полпути стекая с вершин, а от подножий навстречу ему тут и там наползал могучий хвойный лес. Такие же пихты и ели росли и возле домика, не со стороны окна, оттуда открывался вид на перевал, а с другой – там, в далекой низине остался Форменос. Амрос ни за что сам не нашел бы дороги назад. Потому что не было ее, дороги, ни тропки козьей, зато был Келегорм, который всегда знал, куда идти. По крайней мере Амрос знал, что Келегорм знал. Да оба близнеца были еще слишком молоды и незадумчивы, чтобы масштабная красота северного Амана действовала на них хоть чуточку угнетающе.
- Не знаю, Роз. Но мне снег очень нравиться. А тебе?
- Я его и трогал-то только один раз, когда сломался холодильник, пол в кухне заледенел и Маэдрос расшиб себе локоть, а потом обещал пришибить перестаравшегося Финни. Вот тогда на столе и в буфете лежал настоящий снег… Пока Амрос ностальгировал по искусственной зиме в масштабах кухни, Амрод копался в вещах Оромэ. Вала седельную сумку, из которой вытаскивал вино, с собой не взял. В сумке обнаружился знаменитый Валарома. Амрод его тут же достал:
- Смотри, какая хреновина!
- Здоровая дудка, - подтвердил Амрос.
- Это не дудка. Это целый «ма-тю-галь-ник», - заржал Амрод. С виду охотничий рог Оромэ и вправду напоминал еще одно изобретение Куруфина, а Амрод очень гордился старшим братом: в это изобретение можно было наорать на кого-нибудь с расстояния в пару сотен шагов. Что весьма помогало не получить за ругань по зубам.
Держа рог двумя руками, Амрод сверкнул очами и приготовился трубить.
- Не надо! – взмолился Амрос. - Ложи на место! Я хочу еще погулять, а Келли, где б он и с кем ни был, вовсе не глухой!
Зерно истины в этом содержалось, Амрод призадумался:
- Думаешь нам сильно попадает, если мы прогуляемся во-он до той горки? Снег скользит, Маэдрос проверял, - близнец хихикнул, мысль у него заработала со скоростью тридцатидвухразрядного палантира. – И мы можем взять с собой шкуру, чтобы покататься. Чего стоишь как пень? Русса, ну тормоз! Одевайся давай! Тушим огонь!...
...До намеченной «горки» добрались конными, быстро и без приключений. Но поздно ли рано начался подъем, на крутом склоне поредели сосны, из-под коричневой опавшей хвои обнажилась каменистая, схваченная холодом земля. Амрод распорядился спешиться и оставить то и дело оступавшихся коней. Не хотелось мучить животных, особенно если падать из седла все равно гораздо больнее, чем просто так. Но еще больше Амроду не хотелось отказывать себе в удовольствии наследить на нехоженом снегу, почувствовать как белый покров проминается под сапогами и приятно скрипит. А еще нужно забраться повыше, поглядеть, что вон за теми валунами формы драконьих зубов, отыскать подходящий спуск, чтобы скатиться на шкуре и при этом не порвать ни шкуры, ни штанов, ни того, что сзади под штанами. В общем, и так грандиозные планы умножались еще быстрее, чем менялась погода. Менялась она к худшему, и проблема лежала даже не в беспечности близнецов, а в ослином упрямстве каждого из них, помноженном надвое.
…Оттуда, куда им наконец удалось влезть, было видно больше гор, которые выглядели совсем не так, как раньше. Снег наверху казался белым до самой синевы, по иному, сухо и колюче хрустел под ногами, больше не был мягким. Острое зрение позволяло Амросу и Амроду различить, как на соседних склонах из этого самого снега, словно из камня, ветер резал острые торосы и рвал с их краев ползучие облака метели, хищные и холодные. От этого, пожалуй, захватывало дух, но было как-то не очень уютно.
Все вокруг меняло и феанорингов – удивительный, солнечно-бирюзовый цвет радужки глаз Амрода стал холодным как синий лед. Какими кажутся его собственные, серые глаза Амросу спрашивать не хотелось. Он отвернулся и посмотрел вниз. Лес у подножия никуда не исчез, но как ни старался Амрос вычислить место, где они привязали коней, сделать этого не мог. А какая-то глупая гордость не давала ему сказать об этом брату.
Перевалили на северный склон.
Открывавшийся пейзаж тут и вовсе крал дыхание, но ветер дул чуть тише, хоть давно уже не дарил ощущения свободы, а только холода.
- Я замерз, - не выдержал наконец Амрос и испуганно добавил. – А вдруг у меня будет менингит?
- Ты не изменишься, если выживешь после него. Надо было надевать шапку.
- Откуда я знал, что здесь так холодно! На себя посмотри, - Амрос подошел к брату и рукой в перчатке растрепал ему припорошенные снегом волосы…
А еще через полчаса на холод пожаловался и Амрод. Также он сознался, что не знает, куда идти дальше, потому что не знает, куда они вообще идут, где остался охотничий домик и что делать теперь, тоже не знает.
- Ты хочешь сказать, что мы потерялись?
- Нет, это у меня такие шутки странные!
- Мы можем вернуться по следам…
- Да? Тогда обернись.
- Представляю, как волнуется Келли.. – вздохнул Амрос. Он обернулся, сощурился против ветра: следы были, но занесенные снегом, они обрывались гораздо ближе, чем близнец надеялся.
- Не думаю, что волнуется. У него есть, что объяснить Оромэ… - Амрод вдруг виновато опустил глаза, на длинных темно-рыжих ресницах у него белел иней.
- Что это объяснить?
- Я залил в Валарому клей.
- Зачем?! – Амрос даже про непогоду на секунду забыл.
- Не знаю. Ну, я представил, какая у него будет красная рожа, когда он попытается туда дунуть… Ты так долго собирался, что достал меня.
- И при чем тут я?!
…Не рожа, но прекрасный божественный лик Алдарона действительно побагровел, правда, не от натуги, а от едва сдерживаемого гнева. Ему это совсем не шло, а кому бы пошло, стань он вдруг похожим на Тулкаса, кроме самого Тулкаса? Несчастный вала заглядывал в изогнутое нутро Валаромы с широкого конца, и казалось, что у него во лбу вырос настоящий рог. Келегорм не знал, куда себя девать. Единственным, кто хладнокровно переносил сцену утраты волшебного рога, был «подарок» - возле остывшего очага на полу лежал огромный пес и поедал оброненную в спешке шапку Амроса. Всего полчаса назад Келегорм назвал подаренного ему пса Хуаном, что означало «большая собака», или «ну очень большая собака», мы не знаем точно. Оригинальная кличка Оромэ понравилась, как ему вообще сильно нравился весь Келегорм, но тогда про испорченный рог вала еще не знал.
Когда только обнаружилась пропажа близнецов, Келегорм еще не особо задергался, вышел обратно на улицу, покричал на разные стороны света, позвал и так и сяк, и в осанвэ, а потом заметил, что коней младшие увели с собой. Все так же как статуя спокойно стоял под навесом его каурый конь, и так же вызывающе сияла снежно-белая шерсть Нахара – двух похожих как две капли воды вороных не было. Келегорм вернулся в дом, истово пытаясь сосредоточиться. Если бы заблудились, близнецы позвали бы на помощь в осанвэ, старший просто не мог бы не почувствовать их страха. Но все-таки не мог: перед глазами маячил Оромэ, с тихими матюками расковыривающий рог, а в воображении – разгневанный халатностью брата Маэдрос. Во поохотились так поохотились, бля.
Венцом бед – давно не заладилась погода, и, похоже, продолжала портиться и дальше, разве что в контексте Амана было куда дальше.
- У тебя есть что-нибудь.. размочить клей? – обреченно спросил Оромэ у вернувшегося с улицы Келегорма.
- Здесь точно нет. Послушай…
- Что?
- Мне нужно найти братьев. Я не знаю, ты же вала… сам стихия. Их надо вернуть, пока тут все нахрен снегом не замело. И стрелой обратно… Дома с ног сбились!
- Да что ты! – Оромэ уже не выдержал, съязвил. Досада затмила даже гнев, учитывая, что виновников под рукой все равно не было. – О да, я видел на тысячи миль! Нахар перемахивал пропасти, как через сточную канаву! Я понимал язык птиц и зверей, и деревьев! Но тогда эта хреновина РАБОТАЛА!!
Вала отбросил бесполезный рог и закрыл лицо руками. У Келегорма слишком низко отвисла челюсть, чтобы что-то отвечать. Чуть помедлив, Оромэ продолжал:
- У Йаванны - семена. У Варды – Йаваннины корыта с росой. Я тебе что, Манвэ Сулимо?! Нет у меня орла, чтобы подняться в небо и высмотреть двух эльдар под бураном! У меня теперь благодаря вам даже рога нет! Пойми, сила, даже сила Валар, не в нас самих, один черпает ее из естественной стихии, как Ульмо, иной соблюдает табу, как Тулкас, третий заключает ее в символ, талисман. Любую магию, что мы творим, мы не создаем лишь силой мысли, или воли, ну типа из ничего. И как Музыкой звучало когда-то Сотворение Арды, так любое волшебство, имеет внешнюю форму, ритуал. Иначе не выйдет. Не знаю, как у Эру, а у меня точно не выйдет.
- Это называется «смерть я яйце, яйцо в утке, утка в ларце..»?
- Ты где такой пошлости набрался? Это называется концентрированное приложение силы, точечный удар. Как в контактном бою. Увы, ты прекрасный клей сварил, и пока мы не найдем растворитель, я не смогу даже связаться с Манвэ, чтобы он прекратил эту климатическую свистопляску. Я только могу увезти отсюда тебя.
- Я без них никуда не пойду.
Сквозь закрытую дверь Оромэ посмотрел на быстро сереющий, размытый бурей горизонт, оценивая степень попадалова. Потом с сожалением глянул на эльфа, который ему очень нравился, несмотря на его близкое родство с мелкими вредителями.
- Околеешь, и сам до Форменос уже тоже не доберешься.
- Тогда просто помоги мне их найти! В Мандос волшебство, ты мне друг? - и Келегорм сделал самые решительные глаза, на которые только был способен. Пес возле печки тявкнул, привлекая к себе внимание.
- Фу! – Келегорм шапку у него отобрал, задумался, а потом совершенно нелогично снова сунул ее волкодаву под нос. - След, Хуан! Ищи!
- Так он возьмет только один след.
- Какая разница, они даже пахнут наверное одинаково. И замерзнут, держась за руки, можешь не сомневаться, - огрызнулся Келегорм, уже забывая, кто перед ним. Они все были такие – феаноринги – даже положенная эльдар вера в могущество Валар была пустышкой в сравнении с их верой друг в друга. С тем, что чувствуешь, когда у тебя есть брат. Что бы ни случилось. И текущая - совершенно фельетонная - ситуация не была исключением. А о худшем Келегорм думать наперед не привык. Оромэ вздохнул. Впервые за свою вечную жизнь он абсолютно не понимал, куда подевался его знаменитый пламенный гнев:
- Хотел бы я знать, чья из них двоих была эта идея…
- Иногда я хочу, что бы они думали лучше вместе, может эффект был бы вдвое лучше.
- А бывает «лучше»?
Келегорм уже было открыл рот, чтобы ответить утвердительно, даже крепкое выражение для горе-близнецов подобрал, но тут Хуан выплюнул шапку:
- Слушайте, да дайте же, наконец, сосредоточиться!
… Амрод мерз и уже третий раз пересказывал Амросу весьма актуальный кусок легенды о сотворении Арды:
- И тогда сказал Ульмо, - постукивал Амрод зубами поперек древнего текста. - Воистину, вода сейчас прекраснее, нежели мои самые лучшие замыслы. Красота снега выходит за пределы моих самых тайных мыслей, и если есть там немного музыки, то и дождь, конечно, прекрасен, и в нем есть музыка, что наполняет мое сердце, я так счастлив, что мои уши нашли ее, хотя печаль ее - из самых печальнейших…
- Маглор бы точно нашел здесь вдохновение, - грустно поддакнул Амрос, помолчал и всхлипнул.
- Не знаю, а я своих ушей уже не чувствую. Посмотри, пожалуйста, на месте ли они.
- Дурак ты...
- Сам дурак, - Амрод повернулся к брату и увидел, что у того глаза полны непролитых слез.
- Не знаю, как ты, а я… А я больше не буду! – Амрос всхлипнул еще раз, уже не для проформы. Опять он ничего не мог с собой поделать, хотя его искреннее раскаяние редко когда означало исправление.
- Ну хорошо, ладно, хорошо! Я тоже больше не буду! Только не плачь, пожалуйста… Рози, ну не плачь!
Заплакать Амрос не успел.
Увидев двух приближающихся всадников, Амрод закричал в ответ на отчаянный оклик старшего брата. Все кончилось хорошо, потому что просто не могло закончиться иначе. Келегорм спрыгнул с коня и даже не сразу понял, кто оказался у него в объятиях, Амрод или Амрос. Тот, кто ближе был, тот и оказался. Ближе был Амрос, с посиневшими губами, но вполне теплый и всхлипывающий.
Амрод, открыв рот, смотрел, как из-под копыт Нахара и впрямь сыплются солнечные искры, только снег все равно под ними не таял, хоть это и было безумно красиво. А еще у седла Владыки Лесов болтался злополучный рог. Амрод даже дрожать от холода перестал, когда его увидел. Прежде чем зажмуриться от страха, он успел заметить, как Оромэ, даже не спешиваясь, протягивает к нему руку, и почувствовал, что его подхватывают, легко, словно перышко, и отрывают от земли. А когда осмелился снова открыть глаза, то уже был в седле Нахара, закутанный в полы меховой куртки вала. Одной рукой Оромэ прижимал Амрода к себе, и левое ухо у близнеца уже начало оттаивать от его дыхания.
- А у тебя настоящий брат, - тихо сказали в оттаивающее ухо, имея в виду Келегорма.
- У меня их шесть, - поправил Амрод. На мордочке старшего близнеца написаны были гордость и неискоренимое счастье.
Тем временем Келегорм, усадив Амроса перед собой, случайно выяснил, что младший близнец не слишком пострадал от холода, по крайней мере хитростью - близнец извернулся и страстно зашептал брату в воротник:
- Келли, мы случайно пролили клей на рог Владыки Лесов. Мы не хотели! Нужно обязательно сказать ему, что нам очень стыдно…
… Когда Маэдрос, с глубокой озабоченностью на лице, выехал на поиски пропавших, в Форменос было почти безветренно, но все вокруг уже покрывал без преувеличения самый первый снег. Снег не летел поземкой, а медленно падал прямо с неба, кружась, заметая чуть заметный, как туман, след феа любимого брата, но и в то же время навевая ощущение покоя и уверенности только в лучшем.
Рыжий феанарион въехал с дороги в лес. Из зарослей ольхи вышел громадный волк. Зверь - Маэдрос мог поклясться - ждал его тут на некой условной черте, за которой кончалась обжитая местность. А если бы не ждал, то зачем бы тогда внаглую затрусил навстречу всаднику?
Приблизившись, волчара осторожно положил на снег бесформенный кусок серебристо-синего меха. И замер, глядя Маэдросу в глаза.
«Ты глянь-ка.. сейчас ведь заговорит, собака!» - подумал феанарион, и тут же понял, что перед ним действительно собака, не волк. А еще понял, что если б пропустил стакан перед отъездом, то зверь точно сейчас заговорил бы, такой значительный тот имел вид.
Маэдрос слез с коня, пригляделся и ахнул, опознав на снегу шапку Амроса.
- Эру Вседержитель…
Он попытался забрать у собаки нехороший трофей. Однако пес снова вцепился в шапку, не отдавал, ворчал сквозь мех, уворачивался и куда-то звал.
- А ну-ка отдай нафиг! – потребовал Маэдрос, медленно но верно свирепея. В то, что Амроса съел волк, он конечно не верил, но все это уже начинало действовать старшему феанорингу на нервы. Келегорма ожидали большие неприятности.
И тут чудесное животное наконец осознало, что отныне его собачья жизнь навсегда перестанет быть обычной жизнью, и говорить – как бы Хуан это не ненавидел – все-таки придется:
- Слушай, ее все равно больше не наденешь! Келегорм послал меня сюда. Все в порядке! – терпение Хуана кончилось. А у Маэдроса пропала уверенность, что он таки не пил, прежде чем поехать. Прикинув, что без выходок братьев, его жизнь была бы скучной, а без Келегорма… мы вам не скажем, что именно подумал Маэдрос, потому что он немедля пришпорил коня и скрылся с глаз.
Впереди несся Хуан. В зубах у него было то, что осталось от енотовой шапки Амроса.
p.s.: Валарома, читай честь Оромэ, был спасен позже, в Форменос, когда нашли растворитель.
Конец
2004 г.